Введение экспортных пошлин на российскую нефть принесет Беларуси больше потерь, чем увеличение цены на газ

В. Агаев: Вот мы и вышли на поставку нефти в Беларусь. Коротко ситуацию опишет Владимир Дорохов.

В. Дорохов: До сих пор российские экспортеры нефти, завозя свою нефть в Беларусь, не должны были платить экспортную таможенную пошлину. А, перерабатывая нефть в Беларуси, и поставляя продукты переработки в Европу, они платили Беларуси экспортную таможенную пошлину, гораздо меньшую, чем российская. И так получался нефтяной оффшор, от которого страдал российский бюджет. Недавно российские власти заговорили о сверхприбыли, о дележе этой нефтяной ренты: 85 процентов в российский бюджет, а только 15 в белорусский. Белорусская сторона как-то невнятно отнеслась к этим предложениям, и в итоге неожиданно, как говорят власти Беларуси, премьер-министр России подписал постановление, по которому теперь экспорт нефти в Беларусь облагается пошлиной в 180 долларов за тонну. И после этого российским нефтяным компаниям стало невыгодно экспортировать нефть в Беларусь. Сейчас на белорусских НПЗ перерабатываются старые запасы. Что будет дальше, пока никто сказать не может.

В. Агаев: Г-н Ровда, может быть, вы скажете, что будет дальше?

В. Ровда: Нефть – это интересный сюжет. Газ менее болезненно будет ощущаться потребителями, хотя эти цены и в 2 раза выше, чем были раньше.

Исходя из этой очень странной экономической модели, которая еще функционирует в Беларуси, республика получала дивиденды от того, что она перепродавала эти ресурсы на запад. Закрытие этой лазейки, конечно же, нанесет серьезный экономический ущерб. По разным оценкам, значительная часть денег, которую Беларусь получала в этой оффшорной зоне, а деньги были приличные, эти деньги шли в бюджет. Если говорить о социальных последствиях белорусско-российского обострения, то эта нефтяная часть повлияет очень серьезно.

В. Агаев: Г-н Суздальцев, как вы видите эту ситуацию в условиях экспортных пошлин на нефть?

А. Суздальцев: Попытка завязать Беларусь в общероссийскую сеть закончилась провалом. Ведь начиналась-то интеграция через большую льготу – поставку беспошлинной нефти в Беларусь. Беларусь отказалась делиться пошлиной. Она воспринимала это как дань.

Теперь Беларусь вынуждена работать так, как работает вся нефтехимия мира. Беда только, что денег сократится на порядок. С другой стороны, мы должны оценить эти действия России. 12 лет финансовой поддержки режима Лукашенко – это плохо. Это делалось для того, чтобы Беларусь вошла в состав России. Через 12 лет мы говорим о том, что Россия давит и отнимает все преференции. Ответ такой же: это плохо, это делается для того, чтобы Беларусь вошла в состав России. А не пора ли определиться? Давать – плохо. Отнимать – плохо. Ну так, ребята- белорусы, скажите, что сделать России, чтобы Беларуси наконец-то стало хорошо?

В. Агаев: Г-н Дорохов, а вы как думаете, что нужно делать?

В. Дорохов: Да, вопрос философский: давать деньги или отбирать. Я думаю, что все эти страхи относительно угрозы для независимости Беларуси происходили от того, что энергетическая зависимость Беларуси от России очень высока. То есть, сам факт зависимости плох. А когда пытаются эти дотации убрать, то это тоже воспринимается как угроза. И у меня лично нет ответа на вопрос Андрея Суздальцева. Я думаю, тут психологическое восприятие идет от того, что слишком велика зависимость Беларуси от поставок энергоносителей из России. У Беларуси фактически нет альтернативы.

А. Суздальцев: Есть в России один политолог Белковский. И когда возникает серьезный вопрос, у него один ответ – это мафия. А почему так действует Газпром? А там мафия газпромовская. А Путин? Да там путинская мафия. Это не ответ. Когда мы говорим, вот политика такая, да, это страхи, это психология и так далее, тогда мы не аналитики, господа. Если мы сваливаем на психологию, то мы не аналитики. Политику определяют сотни людей. Даже в Беларуси к определению политики причастны десятки людей, начиная от Чергинца и заканчивая Наташей Петкевич. Нет, надо это по ниточкам разбирать. К сожалению, белорусская политология, политическая аналитика до сих пор не сформировала, что хочет Россия от Беларуси.

Ну, уж не инкорпорации! Как любому государству – американцам, немцам… Разве бы немцы отказались, если бы Австрия взяла бы и сказала: вот мы сейчас проведем референдум и войдем в состав Германии. Я думаю, Германия не отказалась бы, только бы она потребовала, чтобы были проведены все демократические процедуры при этом. И Россия не против. Присоединяйтесь! Только как вы это все сделаете? И какие при этом будут издержки? Поэтому сказать, что цель России - инкорпорировать Беларусь, это смотрится ну очень уж бледно, на уровне домыслов, как в электричках. Надо с этого уровня уходить.

В. Ровда: Дело в том, что в этой дилемме нет никакого противоречия. Если говорить о первоначальных планах и идеях, то эти идеи у российской элиты заключались в том, чтобы оказать поддержку тому режиму, который не пойдет ни на какие экономические реформы, сохранит командную экономику, потому что только в таком случае можно будет обеспечить изоляцию этой страны от Европы. Конечно, соответствующий политический режим будет установлен, который не приемлет сообщество европейских народов, вот эта задача была решена. Теперь решается вторая задача: данное государство, которое само себя изолировало, сделать частью России. Это сделают не за один год. Путин – мастер длинных многоходовых комбинаций. И начинается экономическое давление, потому что белорусская модель зависит от России, и не только от энергоресурсов. С Суздальцевым я абсолютно не согласен.

В. Дорохов: Я хотел бы возразить. Есть интересы России как государства, и есть интересы «Газпрома». Иногда они могут не совпадать. Но сейчас очень четкий интерес «Газпрома» перевести отношения со всеми партнерами в СНГ на рыночный уровень. Все должны платить мировую цену. Мне кажется, что в Кремле поняли: ни одно государство в СНГ не собирается реально интегрироваться с Россией. Поэтому остается только бизнес.