Исламской революции в Иране исполнилось 25 лет

Земля, на которую четверть века назад ступил после многолетнего изгнания духовный лидер аятолла Хомейни, и сегодняшний Иран – это два разных мира. И тем не менее, проблемы, волновавшие иранцев тогда и сейчас весьма схожи, а именно – власть предержащие в стране полностью оторваны от народа, а, следовательно, с реальной жизнью в собственном государстве они практически не сталкиваются. Чем ближе 20 февраля - день парламентских выборов - тем громче становятся протесты против Совета стражей исламской революции, не допустившего к участию в выборах более двух тысяч кандидатов. Эти протесты направлены против тех самых религиозных деятелей, которые и призваны охранять завоевания исламской революции.

По случаю юбилея революции иранское телевидение и радио, контролируемое консервативными силами, непрерывно транслирует старые революционные песни, в которых непременно упоминается имя Аллаха. А ведь саму революцию лишь с натяжкой можно назвать «исламской»: четверть века назад студенты вышли на улицы не столько за Аллаха, сколько против утопавшего в роскоши Шаха, против его кровавой диктатуры, против преследований инакомыслящих, против засилья в экономике британских и американских концернов. Например, в протестах самое активное участие принимали не только муллы, но и марксисты.

Но перед либералами и коммунистами у религиозных деятелей было два значительных преимущества: мечети представляли собой идеальное место для организации подпольной деятельности и, кроме того, муллы говорили на понятном для простых людей языке. Именно в мечетях готовилась почва для триумфального возвращения популярного в народе аятоллы Хомейни. Его учение, основными постулатами которого были призывы к борьбе против засилья Запада и построение исламского государства, распространилось по стране с невероятной быстротой. Для этого использовались нелегально провезенные через границу магнитофонные кассеты, которые затем переписывались несчетное количество раз. Язык послания был понятен самым широким слоям общества, ведь он рисовал картины всенародной набожности и благополучия.

Сами муллы в то время не пользовались никакими привилегиями и были выходцами из народа. Так что революцию 11 февраля 1979 года можно с полным основанием назвать «народной революцией». Однако это не помешало революционным лидерам быстро и эффективно устранить всех тех, кто вместе с ними боролся против шахского режима, но не поддерживал идею исламского государства. И вскоре Хомейни говорил уже о некоем единстве нации, которое якобы и явилось причиной победы революции:

Мы благодарны всему народу, ведь нашей победой мы обязаны исключительно единству нашего общества: единству мусульман с религиозными меньшинствами, единству университетов с их теологическими факультетами, единству духовенства с политиками. Мы не вправе забыть силу и значимость этого явления и должны помнить, что единство навсегда останется ключом к победе.

Но после революции спокойствие и стабильность так и не вернулись в страну. Уже через год на Иран напали войска Саддама Хусейна и втянули ещё неокрепшее от недавних потрясений государство в кровопролитную восьмилетнюю войну. США, шокированные захватом своего посольства в Тегеране, вскоре ввели против Ирана торговое эмбарго. Уже совсем скоро выяснилось, что пришедшее к власти духовенство было не в состоянии управлять фабриками, религиозные лидеры ничего не понимали в технологии добычи нефти. Вместо этого они пропагандировали высокую рождаемость, что, в свою очередь, привело к кризису на рынке труда. За два последних десятилетия муллы стали привилегированной кастой – в том числе и с экономической точки зрения. Ныне они настолько же оторваны от народа, как в свое время приспешники шахского режима.

Идея второй революции среди сегодняшних иранских студентов непопулярна. Однако грядущие выборы многие из них собираются бойкотировать. Вот что рассказал нам один из студентов, пожелавший остаться неназванным:

Мы уже видели оба политических лагеря в действии: в последнем парламенте большинство составляли консерваторы, а сейчас там доминируют реформаторы. Но при этом для нас никто из них ничего не сделал. Если не будут созданы все необходимые предпосылки для свободных выборов, мы останемся дома.

Оно и понятно. О каких свободных выборах может идти речь, если более двух тысяч кандидатов-реформаторов были без видимых причин отстранены от выборов, среди них – 80 парламентариев? Именно они в день 25-летия революция наиболее остро критикуют религиозных правителей Ирана. Говорит один из реформаторов - Бехзад Набави:

Политическая система, которою в те времена создал Хомейни, не имеет ничего общего с нынешней. Если бы 25 лет назад люди знали, что нашим государством будут управлять сегодняшние консерваторы, то, в этом я уверен, никто не захотел бы поддержать революцию.

Глеб Гаврик, НЕМЕЦКАЯ ВОЛНА